Новые факторы риска острого инфаркта миокарда у мужчин молодого возраста
РезюмеВ последние годы наблюдается тенденция к увеличению количества острых инфарктов миокарда (ОИМ) у пациентов молодого возраста. Изучение предикторов ОИМ - важное направление в современной кардиологии, позволяющее оптимизировать как первичную, так и вторичную профилактику сердечно-сосудистых осложнений.
Помимо хорошо изученных традиционных модифицируемых факторов риска ОИМ (артериальная гипертензия, ожирение, курение, алкоголь, дислипидемия, сахарный диабет, пол, возраст, наследственность), у пациентов молодого возраста важная роль принадлежит патологии системы гемостаза.
В нашей работе проведен обзор известных и новых параметров сосудисто-тромбоцитарного коагуляционного гемостаза и системы фибринолиза, дисбаланс которых приводит к острым коронарным событиям.
Такие факторы, как тканевый фактор/ингибитор пути тканевого фактора, тромбин, активность FXIII фактора свертывания, вносят весомый вклад в развитие артериальных тромбозов, но, несмотря на это, в настоящее время не оцениваются в клинической практике и не используются для стратификации групп высокого риска сердечно-сосудистых осложнений.
Изучение системы гемостаза позволяет получить новые знания о механизмах развития ОИМ при отсутствии традиционных факторов риска, выделить прогностически значимые биологические маркеры, позволяющие прогнозировать риск развития коронарных событий у пациентов молодого возраста.
Ключевые слова:острый инфаркт миокарда; артериальный тромбоз; тканевый фактор; ингибитор тканевого фактора; тромбин; FXIII фактор свертывания; фибринолиз
Финансирование. Исследование не имело спонсорской поддержки.
Конфликт интересов. Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.
Для цитирования: Горбачева Н.С., Веселовская Н.Г., Николаева М.Г., Чумакова Г.А., Момот А.П., Рудакова Д.М. Новые факторы риска острого инфаркта миокарда у мужчин молодого возраста // Кардиология: новости, мнения, обучение. 2022. Т. 10, № 3. С. 42-49. DOI: https://doi.org/10.33029/2309-1908-2022-10-3-42-49
В настоящее время сердечно-сосудистые заболевания (ССЗ) широко распространены в Российской Федерации (РФ) и во всем мире. Согласно данным Global Burden of Disease, только в 2017 г. в мире от ишемической болезни сердца (ИБС) умерли 17,8 млн человек [1].
По данным Федеральной службы государственной статистики, в РФ смертность от инфаркта миокарда за 2020 г. колеблется от 18,3 (Северо-Кавказский федеральный округ) до 55,8 (Сибирский федеральный округ) на 100 тыс. населения. В 2015-2020 гг. число смертей, связанных с ССЗ, увеличилось на 21,1% [2].
Особенно важно, что в последние годы наблюдается тенденция к увеличению количества острых инфарктов миокарда (ОИМ) у пациентов молодого возраста. В РФ смертность от ОИМ у мужчин до 45 лет находится в диапазоне от 18,5 до 50%. У молодых людей в возрасте 20-24 лет с 2012 по 2019 г. в РФ смертность от ОИМ возросла на 82%, среди 30-35 лет - на 63% [3].
Группа пациентов с сердечно-сосудистыми катастрофами в молодом возрасте остается малоизученной и имеет другой профиль риска в сравнении с более пожилыми пациентами.
Известно, что у молодых пациентов чаще встречаются следующие изменения коронарного русла: эрозия атеросклеротической бляшки, дисфункция коронарных микрососудов, спонтанное расслоение коронарной артерии, коронарный спазм, а также ОИМ, связанный с употреблением наркотиков [4, 5].
К факторам риска развития ОИМ у людей до 45 лет относят как традиционные модифицируемые факторы, характерные для любого возраста, так и немодифицируемые: мужской пол, генетическая предрасположенность, возраст. Согласно результатам ряда исследований, традиционные факторы риска, такие как курение, артериальная гипертензия, ожирение, дислипидемия, сахарный диабет, среди мужчин в возрасте до 45 дет, перенесших ОИМ, встречаются только в 16-44% случаев [6-10], что исключает формирование групп риска развития сердечно-сосудистых катастроф в представленной когорте с высокой степенью специфичности.
Учитывая, что формирование тромба любой локализации сопряжено с активацией коагуляционного потенциала крови [11], вектор поиска предикторов сердечно-сосудистых катастроф у молодых направлен на исследование отдельных параметров сосудисто-тромбоцитарного коагуляционного гемостаза и системы фибринолиза, дисбаланс которых может быть обусловлен полиморфизмами генов, рядом соматических заболеваний, а в последние 2 года инфекцией, вызванной вирусом SARS-CoV‑2.
Тромбообразование при остром коронарном синдроме
Основным тромботическим проявлением атеросклеротического поражения коронарных артерий является ОИМ - при нем роль дисбаланса в звеньях системы гемостаза выходит за рамки представления о патогенезе тромбоэмболических осложнений [12], определяя последний как результат тромбовоспаления [13]. Показано, что основным компонентом (до 60%) внутрикоронарных тромбов при ОИМ является фибрин, что определяет ведущую роль коагуляционного звена гемостаза в тромбообразовании [14]. Также состав коронарного тромба характеризуется плазменными маркерами активации тромбоцитов, нейтрофилов и эндотелия с различным вкладом этих факторов во времени. При этом содержание эритроцитов, тромбоцитов и лейкоцитов в тромбах составляет 24,2, 11,6 и 3,7% соответственно [15].
Коронарные артерии пациентов с ОИМ (n=31), исследованные посмертно, показали, что тромбы, ассоциированные с разорванными бляшками, имеют больше фибрина (74%), чем тромбоцитов (35%), в то время как тромбы, ассоциированные с эрозированными бляшками, имеют больше тромбоцитов (70%), чем фибрина (51%). Тканевый фактор больше способствовал образованию тромба при разрыве бляшки, чем при эрозии. Показано, что антимикробные пептиды, высвобождаемые лейкоцитами, способствуют активации тромбоцитов и тромбовоспалению на моделях ИМ у человека [16].
С практической точки зрения представляют интерес характеристики фибринового сгустка, которые определяют клинический прогноз заболевания. Структура фибринового сгустка, генерируемого из плазмы, может быть описана с использованием параметров его проницаемости и плотности. Неблагоприятный протромботический фенотип фибринового сгустка отличается снижением проницаемости и увеличением плотности, что связано со снижением диаметра фибриновых волокон, уменьшением площади пор между отдельными волокнами и увеличением числа точек ветвления, а также более быстрым образованием фибрина и длительным временем лизиса [17].
Группой исследователей было показано, что ряд традиционных сердечно-сосудистых факторов риска, таких как дислипидемия, гипертензия, курение или диабет, связан с неблагоприятно измененными свойствами фибринового сгустка [18]. Плотные фибриновые сети и нарушение восприимчивости фибринового сгустка к лизису у пациентов с ОИМ частично связаны с повышенным окислительным стрессом и степенью воспаления [19], а также обусловлены повышенной генерацией тромбина и активацией тромбоцитов [15].
Определено, что протромботические свойства фибринового сгустка при ОИМ можно рассматривать как неблагоприятный прогностический фактор в клинических исходах в течение 12-месячного периода наблюдения. После корректировки на сердечно-сосудистые факторы риска каждое 50-процентное удлинение времени лизиса было связано с 1,17-кратным повышением риска сердечно-сосудистой смерти или рецидивом ИМ и 1,36-кратным повышением риска только сердечно-сосудистой смерти. Аналогичное увеличение плотности сгустка было связано с повышением риска смерти в 1,24 раза (отношение рисков 1,24, 95% доверительный интервал 1,03-1,50). Плотность фибринового сгустка и устойчивость к лизису увеличиваются при более высоких уровнях N-концевого натрийуретического пептида и тропонина T, которые, как известно, связаны с большей воспалительной реакцией [20].
Понимание вклада отдельных звеньев коагуляционного гемостаза в инициацию коронарного тромбоза позволит не только улучшить понимание патогенеза тромбообразования при остром коронарном синдроме (ОКС), но и, возможно, обозначит новые мишени для фармакологического воздействия с целью проведения первичной и вторичной профилактики.
Ось-тканевый фактор (TF)/ингибитор пути тканевого фактора (TFPI)
Тканевый фактор (тканевый тромбопластин, фактор свертывания крови III, TF) - первичный инициатор свертывания крови. TF является рецептором FVIIa и запускает свертывание крови путем образования комплекса с FVIIа, увеличивая каталитическую активность FVIIa в 30 000 раз, и фактора Ха. Протромбиназный комплекс, образующийся на активированных тромбоцитах, включая FXa, его кофактор FVa преобразует протромбин (FII) в тромбин - ключевой фермент свертывания крови [21].
Экспрессия TF неодинакова в различных органах и тканях организма. В физиологических условиях эндотелий кровеносных сосудов не экспрессирует TF, в то время как фибробласты подлежащих слоев нормальных артерий способны экспрессировать TF в достаточном количестве для своевременного запуска каскада коагуляции в случае механического повреждения сосуда.
При воспалительных и тромботических стимулах эндотелий кровеносных сосудов начинает экспрессировать TF, а при атеросклеротических поражениях TF также экспрессируется межклеточным матриксом, моноцитами и макрофагами, демонстрируя связь между воспалением и тромбозом [22]. Активация нейтрофилов необходима для воздействия TF на поверхность клетки. При этом эластаза нейтрофилов усиливает протромботическую активность TF путем деградации ингибитора пути тканевого фактора (TFPI). TF запускает генерацию тромбина и фибрина, а также последующий активацию тромбоцитов и образование тромбов.
В этой и в других TF-зависимых моделях артериального тромбоза активация контактного пути FXII FXI значительно способствует стабильности тромба и окклюзии сосудов [23]. Важно отметить, что TF-опосредованная активация коагуляции критически важна для артериального тромбоза в условиях атеросклеротического заболевания [22]. Локально TF выявляли у 43% пациентов с нестабильными коронарными синдромами и у 12% пациентов со стабильными коронарными синдромами [24].
По результатам исследования S.L. Xiong и соавт.; при ОИМ инициируется TF-опосредованная активация коагуляции и растет риск тромбогенеза, что подтверждается значимым повышением уровня прокоагулянтной активности TF и TFPI в плазме крови в группе пациентов с ОИМ относительно группы здоровых (р<0,05) [25].
Аналогичные данные получены учеными из Индии. У пациентов с ОИМ (n=49) активность TF превышала таковую в группе контроля (n=31) в 2 раза [26]. L.X. Chang и соавт. оценили активность TF в постинфарктном периоде и пришли к выводу, что последняя имеет тенденцию к восстановлению от 30 сут до 6 мес после эпизода ОИМ и сопоставима у пациентов с неблагоприятным и обратным ремоделированием левого желудочка [27].
Сверхэкспрессия TF и/или TF-опосредованная активация коагуляции, часто наблюдаемая во многих клинических условиях, безусловно, расширяет его роль в понимание патогенеза провоспаления, сердечно-сосудистых заболеваниях, включая ОКС и многие другие.
Однако было бы неправильно рассматривать биологическое действие TF без учета влияния его физиологического ингибитора - TFPI.
Ингибитор пути тканевого фактора (TFPI) является мощным антикоагулянтным белком, который ингибирует активность каталитического комплекса TF-FVIIa и FX, активирующего свертывание крови in vivo. Для ингибирования FXa TFPI в значительной степени зависит от его кофакторного белка S. Снижение активности TFPI способствует развитию как артериального, так и венозного тромбоза [28]. TFPI-нулевые люди не были идентифицированы, это позволяет предположить, что TFPI необходим для рождения человека. Однако несколько исследований показали, что низкие уровни TFPI в плазме могут демонстрировать пороговый эффект, когда пациенты со свободной концентрацией TFPI в плазме <10% нормального среднего значения подвергаются повышенному риску (в ~2 раза) как тромбозу глубоких вен, так и ИМ [29].
TFPI экспрессируется эндотелиальными клетками и тромбоцитами, в которых содержится ~10% TFPI, присутствующего в цельной крови [30]. Только 10-20% общего TFPI циркулирует в плазме в виде свободной полноразмерной формы, которая в настоящее время признана активной формой антикоагулянта, большинство (80-90%) плазменного TFPI связано с липидами: липопротеины низкой (ЛПНП), высокой (ЛПВП) или очень низкой плотности (ЛПОНП). Следовательно, сдвиги в липидном спектре вследствие гиперхолестеринемии могут быть причиной повышенного уровня TFPI, обнаруженного у пациентов с артериальным тромбозом [31]. При этом эндотелиальные клетки конститутивно экспрессируют поверхностный TFPI, в то время как тромбоциты экспрессируют TFPI на своей поверхности только после двойной активации коллагеном и тромбином [31].
В ряде работ рассматривается активность TFPI в совокупности с активностью TF. Так, например, японские ученые пришли к выводу, что развитие ОИМ в молодом возрасте в значительной степени обусловлено дисбалансом по оси TF/TFPI, возможно, опосредованные нарушением фибринолитической активности. И показатель активности TFPI, и коэффициент TF/TFPI были значимо выше в группе мужчин до 45 лет с реализованным ОИМ по сравнению с группой контроля [32].
В большой выборке (n=5000) немецкие ученые показали, что активность TFPI отрицательно коррелирует с уровнем ЛПНП и избыточной массой тела. Кроме того, по мнению ученых, именно более высокая общая активность TFPI выше 97,5-го процентиля референтной группы была связана с повышенным риском коронарной смертности [33].
Учитывая значимую роль рассматриваемых белков в процессе коронарного тромбообразования, появились работы, характеризующие активность данных факторов на фоне проводимой терапии ОИМ. В своей работе J. Boinska и соавт. [34] рассматривают суточные вариации концентраций TF и TFPI в отношении реактивности тромбоцитов при лечении пациентов с ОИМ различными дезагрегантами.
Установлено, что у пациентов с ОИМ с высоким тромботическим риском и высокой реактивностью тромбоцитов имеются суточные колебания концентраций TF и TFPI на фоне лечения, при этом максимальная активность определена к 10.00 утра. Повышение уровня прокоагулянтной активности TF в это время отмечена у пациентов, резистентных к ацетилсалициловой кислоте и клопидогрелу (на 30%, p=0,043), в то время как активность TFPI была значительно выше в 10.00 относительно других точек забора крови у пациентов, чувствительных к клопидогрелу (p<0,05) и к ацетилсалициловой кислоте [34].
Учитывая вышесказанное, можно заключить, что роль TF и TFPI в реализации острого коронарного события, особенно у молодого контингента, подлежит дальнейшему изучению. На настоящем этапе понятно, что совокупное ингибирование TF, антикоагуляция и противовоспалительное действие лекарственных препаратов могут обеспечить ряд терапевтических преимуществ для лечения пациентов с ОКС.
Тромбин
Тромбин - это ключевой фермент свертывания крови класса гидролаз, конечной точкой действия которого является превращение фибриногена в фибрин [35].
Генерация тромбина по пути TF имеет решающее значение в нормальной физиологии, тогда как неадекватная генерация тромбина может способствовать окклюзии сосудов, например при ИМ. Повышенная генерация тромбина как выражение активации системы свертывания крови была показана у пациентов с ОКС еще в 1995 г. [36]. Проатерогенные действия тромбина заключаются в повышении проницаемости эндотелия, в активации тромбоцитов и лейкоцитов, способствующих кальцификации сосудов и развитию атеросклеротических бляшек [21].
Активированные тромбоциты взаимодействуют с лейкоцитами и стимулируют высвобождение ими провоспалительных цитокинов, активных форм кислорода, а также обеспечивают поверхность для образования теназных и протромбиназных комплексов для генерации тромбина из циркулирующего протромбина [24]. Образование фибрина происходит при активации минимального количества протромбина (<5% мощности генерации тромбина) [37]. Накопление фибрина в атеросклеротической бляшке участвует в прогрессировании заболевания, особенно на поздней стадии формирования бляшки. Тромбин-активированный FXIII, который ковалентно сшивает фибриновые волокна, также катализирует образование межмолекулярных связей между α2-антиплазмином, фибронектином, витронектином, тромбоспондином и коллагеном, что частично объясняет накопление фибрина с нарушением фибринолитической деградации в очагах поражения.
Тромбин способствует накоплению нейтрофилов и выработке активных форм кислорода, усиливая воспаление сосудов [38]. Также результаты in vivo выявили сложные взаимодействия TF-индуцированной генерации тромбина с ответами тромбоцитов на артериальный тромб и образование сгустка [13].
Несмотря на хорошо известные биологические эффекты тромбина, вопрос о способности тромбинообразования у больных с ОИМ не имеет однозначного решения. Например, норвежские ученые при изучении взаимосвязи уровня протромботических маркеров и способности к генерации к тромбину с площадью некроза миокарда у пациентов с ОИМ наблюдали снижение генерации тромбина in vivo в постинфарктом периоде. Данное явление авторы связывают с повышенной продукцией тромбина in vivo в острой фазе, что приводит к снижению потенциала генерации тромбина ex vivo как феномен истощения [39].
В исследовании M. Smid и соавт. у пациентов с ОИМ генерация тромбина была повышена, в том числе показатель "эндогенный тромбиновый потенциал" был выше на 7% и пиковая генерация тромбина на 15% выше, чем в контрольной группе. По мнению авторов, это может быть связано с более высокими уровнями прокоагулянтных факторов VIII и протромбина [35].
Наиболее масштабное по числу включенных пациентов (n=5000) исследование, направленное на поиск ассоциаций между способностью к генерации тромбина при ССЗ и риском коронарной смертности, проведено немецкими учеными в 2020 г. Определено, что ожирение и дислипидемия положительно связаны с эндогенным тромбиновым потенциалом (р<0,0001) и высотой пика генерации тромбина у мужчин (р=0,0048), а риск смертности коррелировал с повышением тромбинообразования по показателю "эндогенный тромбиновый потенциал" выше 95-го процентиля референтной группы, независимо от профиля сердечно-сосудистого риска [40].
Таким образом, генерация тромбина является одним из ключевых процессов, лежащих в основе тромботических заболеваний, в том числе при развитии ОКС. Ограничение тромбинообразования путем ингибирования факторов - предшественников каскада коагуляции может представлять перспективный подход к снижению риска развития атеротромботических событий.
Фибрин-стабилизирующий фактор (FXIII)
Фактор свертывания крови XIII (FXIII) представляет собой тетрамерный белок (FXIII-A2B 2), состоящий из двух субъединиц A (FXIII-A) с каталитической активностью и двух субъединиц B (FXIII-B), которые ингибируют FXIII-A путем связывания с ними. В кровообращении существуют 3 пула FXIII-A: плазма, где он циркулирует в комплексе с ингибирующими субъединицами FXIII-B, и клеточная форма, заключенная в тромбоциты и моноциты/макрофаги.
Тромбоцитарный FXIII-A составляет ~3% общего белка, при этом концентрация FXIII-A в цитоплазме тромбоцитов примерно в 150 раз выше, чем в плазме крови, что имеет определенное значение при активации тромбоцитов и образовании тромбоцитарного тромба [41]. Также FXIII-A экспрессируется на клеточной поверхности моноцитов и макрофагов в ответ на стимуляцию специфическими иммуномодуляторами. При этом фенотип макрофагов определяет биологическое действие FXIII-A [42]. Обилие фибрин-стабилизирующего фактора в различных формах и локализации в сосудистой системе отражает сложную роль этого фермента в физиологических и патологических процессах [43].
Гемостатический эффект активированного FXIII заключается в механической стабилизации фибрина путем сшивания его α- и γ-цепей с образованием зрелого сгустка. Он также защищает новообразованный фибрин от фибринолиза. Помимо протромботических эффектов, он участвует в ограничении роста тромба путем снижения адгезии тромбоцитов к фибрину [44]. Тромбин активирует FXIII, а фибрин действует как кофактор, образуя третичный комплекс с тромбином и FXIII [45].
Теоретически активность FXIII может определяться рядом генетических полиморфизмов субъединиц А и B или внешними вмешивающимися факторами. Одним из наиболее изученных полиморфизмов является Val34Leu. Данные о генетических вариантах аллелей FXIII представлены обрывочно, а заключения исследователей об их роли в развитии кровотечения и/или реализации артериального или венозного тромбоза противоречивы.
По результатам метаанализа F. Chen и соавт. [46], определено, что вариант Val34Leu гена F13A1 может быть протективным относительно ОИМ у кавказцев, тогда как в метаанализе G. Wang и соавт. (2014) показано, что этот вариант может быть связан с риском ОИМ [47]. Повышенный риск ОИМ был также продемонстрирован у египетских пациентов с вариантами полиморфизма Val34Leu, особенно в ассоциации с полиморфизмом G/A гена фибриногена β‑455 [48]. Можно предположить, что тромбозащитный эффект аллеля Leu34 реализуется только в определенных генетических и/или экологических констелляциях [49].
Наиболее перспективным, на наш взгляд, представляется изучение функции и/или количества белка. Как известно, активность FXIII положительно коррелирует с возрастом, уровнем фибриногена, полом и индексом массы тела [50]. Также независимым фактором, повышающим активность FXIII, является курение, при этом сочетание курения и повышенной активности FXIII рассматривается как независимый фактор риска развития ОИМ у мужчин до 50 лет [51].
На повышенную активность FXIII-А при реализации ОИМ у мужчин в возрасте до 50 лет указывает исследование польских ученых (2019). В работе определено, что плазменная активность FXIII-А была достоверно выше в группе с ОИМ до 50 лет по сравнению с группой здорового контроля (р<0,0001) и группой пациентов с ОИМ старше 50 лет (р=0,01). Процент пациентов с повышенной (>140 Ед/дл) активностью фактора FXIII-А был выше в группе молодых с ОИМ (30,8%) по сравнению с группой здоровых (14,7%) и группой пациентов с ОИМ ≥50 лет (18,8%) [52]. При этом не обнаружено ассоциативной связи между полиморфизмами субъединиц FXIII-А и частотой острого коронарного события в группах сравнения.
В дополнение к своей роли в гемостазе FXIII-А стимулирует эндотелиальные клетки, моноциты и фибробласты. Благодаря широкой категории субстратов FXIII-A, большинство из которых принадлежат внеклеточному матриксу, рассматривается роль FXIII в регенеративной медицине, включая процессы, связанные с ангиогенезом, репарацией тканей и инфекциями [45].
Так, например, M. Naito и соавт. показали, что FXIII-A-сшитый фибрин усиливает миграцию гладкомышечных клеток сосудов in vitro. Поскольку миграция гладкомышечных клеток сосудов в интиму является ключевым событием в патогенезе атеросклероза, это открытие свидетельствует о роли FXIII-A в развитии атеросклероза [53]. С другой стороны, L. Ansani и соавт. (2018) в своем исследовании указали на протективное действие FXIII-А в раннем постинфарктном периоде (1-4-е сутки). Учеными выявлена корреляция между уровнем FXIII-А и исходами ОИМ: чем выше уровень, тем благоприятнее репаративные процессы в миокарде, а сниженные уровни FXIII-А являются предикторами неблагоприятного исхода [54].
Аналогичные данные представлены итальянскими учеными (2015), которые показали обратно связанную зависимость уровня FXIII c вероятностью ранней смерти и/или развитием сердечной недостаточности [55].
О роли активности FXIII-А в ранних процессах репарации и ремоделировании миокарда после ОИМ с подъемом ST свидетельствует работа немецких ученых. Активность FXIII после ОИМ динамична и характеризуется значительным снижением в раннем периоде с восстановлением активности через 6 мес. Депрессия FXIII-А в 1-е сутки после ОИМ предсказывала больший размер зоны поражения и более низкую фракцию выброса левого желудочка через 1 год [56].
Таким образом, единого понимания роли FXIII в развитии острых сосудистых катастроф не существует. Можно предположить, что повышенная активность FXIII сначала способствует внутрикоронарному тромбообразованию и реализации клинического события, однако в раннем постинфарктном периоде именно активность FXIII определяет скорость репарации и ремоделирования поврежденного миокарда.
Заключение
Проблема "молодых" инфарктов определена во всем мире: она увеличивает летальность и приводит к развитию инвалидности трудоспособного населения. Несмотря на большой интерес к рассматриваемому вопросу, остаются малоизученными предикторы ОИМ у мужчин моложе 45 лет, без сопутствующей патологии и предшествующих жалоб.
Изучение дисбаланса различных звеньев гемостатических реакций при реализации сердечно-сосудистых катастроф у пациентов в возрасте до 45 лет позволит не только получить новые знания о механизмах развития ОИМ при отсутствии соматической патологии, но и выделить прогностически значимые биологические маркеры, дающие возможность стратифицировать пациентов в группы риска для проведения своевременной персонифицированной профилактики.
Литература
1. Global health risks: mortality and burden of disease attributable to selected major risks. Risk factors. World health. Epidemiology. Risk assessment. Mortality - trends. Morbidity - trends. Data analysis, Statistical. I. World Health Organization. ISBN 978-92-4-456387-8 (NLM classification: WA 105)
2. Федеральная служба Государственной Статистики. E-mail: stat@gks.ru
3. Мировая и российская статистика инфарктов миокарда. URL: www.secret-dolgolet.ru/statistika-infarktov. 1 марта, 2019.
4. Сон И.М., Александрова Г.А., Хахалина Е.В. Медико-демографические показатели Российской Федерации в 2012 году. Москва : Минздрав России, 2013. 180 c.
5. Gulati R., Behfar A., Narula J., Kanwar A. et al. Acute Myocardial Infarction in Young Individuals // Mayo Clin. Proc. 2020. Vol. 95, N 1. P.136-156.
6. Pedersen L.R., Frestad D., Michelsen M.M., Mygind N.D. et al. Risk factors for myocardial infarction in women and men: a review of the current literature. Affiliations expand MID: 26956230 DOI: https://www.doi.org/10.2174/1381612822666160309115318
7. Pasek J., Manierak-Pasek A., Łebek J., Kawecki D. et al Młodzi pacjenci z zawałem mieśnia sercowego - czy moina coś zrobić? [Young patients after myocardial infarction - what could be done?] // Wiad Lek. 2010. Vol. 63, N 3. P. 188-194.
8. Kotseva K., Wood D., De Bacquer D., De Backer G. et al. EUROASPIRE IV: A European Society of Cardiology survey on the lifestyle, risk factor and therapeutic management of coronary patients from 24 European countries // Eur. J. Prev. Cardiol. 2016. Vol. 23, N 6. P. 636-648.
9. Oganov R.G., Maslennikova G.Ya., Koltunov I.E., Kalinina A.M. Conditions necessary for effective prevention of cardiovascular and other non-communicable disease in the Russian Federation // Cardiovascular Therapy and Prevention. 2010. Vol. 9, N 6. P. 4-9.
10. Lee J.C., Zdrojewski T., Pencina M.J., Wyszomirski A. et al. Population Effect of differences in Cholestero Guidelines in Eastern Europe and the United States. Affiliations expand // JAMA Cardiol. 2016. Vol. 1, N 6. P. 700-707.
11. Lippi G., Favaloro E.J. Venous and arterial thromboses: two sides of the same coin? // Semin. Thromb. Hemost. 2018. Vol. 44, N 3. P. 239-248.
12. Herrington W., Lacey B., Sherliker P., Armitage J., Lewington S. Epidemiology of atherosclerosis and the potential to reduce the global burden of atherothrombotic disease // Circ. Res. 2016. Vol. 118. P. 535-546. DOI: https://www.doi.org/10.1161/CIRCRESAHA.115.307611
13. Navarro S., Stegner D., Nieswandt B., Heemskerk J.W.M. et al. Navarro S. Temporal roles of platelet and coagulation pathways in collagen- and tissue factor-induced thrombus formation // Int. J. Mol. Sci. 2021. Vol. 23 (1). P. 358.
14. Alkarithi G., Duval C., Shi Y., Macrae F.L. et al. Thrombus structural composition in cardiovascular disease // Arterioscler. Thromb. Vasc. Biol. 2021. Vol. 41, N 9. P. 2370-2383.
15. Sadowski M., Ząbczyk M., Undas A. Coronary thrombus composition: links with inflammation, platelet and endothelial markers // Atherosclerosis. 2014. Vol. 237, N 2. P. 555-561.
16. Pircher J., Czermak T., Ehrlich A., Eberle C., Gaitzsch E., Margraf A., Grommes J., Saha P., Titova A., Ishikawa-Ankerhold H. et al. Cathelicidins prime platelets to mediate arterial thrombosis and tissue inflammation // Nat. Commun. 2018. Vol 9, N 1. P. 1523. DOI: https://www.doi.org/10.1038/s41467-018-03925-2
17. Pieters M., Philippou H., Undas A., de Lange Z. et al. Subcommittee on Factor XIII and Fibrinogen, and the subcommittee on fibrinolysis an international study on the feasibility of a standardized combined plasma clot turbidity and lysis assay: communication from the SSC of the ISTH // J. Thromb. Haemost. 2018. Vol. 16. P. 1007-1012.
18. Ząbczyk M., Natorska J., Undas A. Fibrin clot properties in atherosclerotic vascular disease: from pathophysiology to clinical outcomes // J. Clin. Med. 2021. Vol. 10, N 13. P. 2999.
19. Undas A., Szułdrzynski K., Stepien E., Zalewski J. et al Reduced clot permeability and susceptibility to lysis in patients with acute coronary syndrome: Effects of inflammation and oxidative stress // Atherosclerosis. 2008. Vol. 196. P. 551-557.
20. Sumaya W., Wallentin L., James S.K., Siegbahn A. et al. Fibrin clot properties independently predict adverse clinical outcome following acute coronary syndrome: A PLATO substudy // Eur. Heart J. 2018. Vol. 39. P. 1078-1085.
21. Borissoff J.I., Spronk H.M., Heeneman S., ten Cate H. Is thrombin a key player in the ‘coagulation-atherogenesis’ maze? // Cardiovasc. Res. 2009. Vol. 82. P. 392-403.
22. Grover S.P., Mackman N. Tissue factor in atherosclerosis and atherothrombosis // Atherosclerosis. 2020. Vol. 307. P. 80-86.
23. Smid M., Dielis A.W.J.H, Spronk H.M.H, Rumley A. et al. Thrombin generation in the Glasgow Myocardial Infarction Study. 2013. Vol. 8. N 6. P. e66977. DOI: https://www.doi.org/10.1371/journal.pone.0066977
24. Zelaya H., Rothmeier A.S., Ruf W. Tissue factor at the crossroad of coagulation and cell signaling // J. Thromb. Haemost. 2018. Vol. 16, N 10. P. 1941-1952.
25. Grover S.P., Mackman N. Tissue factor: An essential mediator of hemostasis and trigger of thrombosis // Arterioscler Thromb Vasc Biol. 2018. Vol. 38. P. 709-725.
26. Xiong S.L., Wang Q., Zheng L., Li J.L., et al. Value of plasma tissue factor, tissue factor pathway inhibitor and factor VII assessments in patients with acute myocardial and cerebral infarction // Nan Fang Yi Ke Da Xue Xue Bao. 2007. Vol. 27, N 12. P. 1821-1823.
27. Shalia K.K., Shah V.K., Mashru M.R., Soneji S.L. et al. Circulating thrombotic and haemostatic components in patients with coronary artery disease // Indian J. Clin. Biochem. 2010. Vol. 25, N 1. P. 20-28.
28. Lim X.C., Yatim S., Chong S.Y., Wang X. et al. P4639 Plasma tissue factor coagulation activity in post-acute myocardial infarction patients // European Heart Journal. 2019. Vol. 40. P. ehz745.1021. DOI: https://www.doi.org/10.1093/eurheartj/ehz745.1021
29. Maroney S.A., Mast A.E. Expression of tissue factor pathway inhibitor by endothelial cells and platelets // Transfus. Apher. Sci. 2008. Vol. 38, N 1. P. 9-14. DOI: https://www.doi.org/10.1016/j.transci.2007.12.001
30. Golino P., Ravera A., Ragni M. et al. Involvement of tissue factor pathway inhibitor in the coronary circulation of patients with acute coronary syndromes // Circulation. 2003. P. 2864-2869.
31. Novotny W.F., Girard T.J., Miletich J.P., Broze G.J., Jr. Platelets secrete a coagulation inhibitor functionally and antigenically similar to the lipoprotein associated coagulation inhibitor // Blood. 1988. Vol. 72. P. 2020-2025.
32. Winckers K., Siegerink B., Duckers C., Maurissen L.F. et al. Increased tissue factor pathway inhibitor activity is associated with myocardial infarction in young women: results from the RATIO study // J. Thromb. Haemost. 2011. Vol. 9, N 11. P. 2243-2250.
33. Saigo M., Abe S., Ogawa M., Yamashita T. et al. Imbalance of plasminogen activator inhibitor-I/tissue plasminogen activator and tissue factor/tissue factor pathway inhibitor in young Japanese men with myocardial infarction // Thromb. Haemost. 2001. Vol. 86, N 5. P. 1197-1203.
34. van Paridon P.C.S., Panova-Noeva M., van Oerle R., Schulz A., Prochaska J.H. et al. Relation between tissue factor pathway inhibitor activity and cardiovascular risk factors and diseases in a large population sample // Thromb. Haemost. 2021. Vol. 121, N 2. P.174-181.
35. Boinska J., Koziński M., Kasprzak M., Ziołkowska K. et al. Diurnal variations in tissue factor and tissue factor pathway inhibitor concentrations in relation to on-treatment platelet reactivity: an analysis of patients with acute myocardial infarction // Platelets. 2020. Vol. 31, N 7. P. 877-883.
36. Smid M., Dielis A.W., Spronk H.M., Rumley A. et al. Thrombin generation in the Glasgow Myocardial Infarction Study // PLoS One. 2013. Vol. 8, N 6. P. e66977. DOI: https://www.doi.org/10.1371/journal.pone.0066977
37. Merlini P.A., Ardissino D., Oltrona L., Broccolino M. et al. Heightened thrombin formation but normal plasma levels of activated factor VII in patients with acute coronary syndromes // Arterioscler. Thromb. Vasc. Biol. 1995. Vol. 15. P. 1675-1679.
38. Gerotziafas G.T., Zografos T., Pantos I. et al. Prospective assessment of biomarkers of hypercoagulability for the identification of patients with severe coronary artery disease. The ROADMAP-CAD Study // Clin. Appl. Thromb. Hemost. 2020. Vol. 26. P. 1076029620964590. DOI: https://www.doi.org/10.1177/1076029620964590
39. Borissoff J.I., Spronk H.M., ten Cate H. The hemostatic system as a modulator of atherosclerosis // N. Engl. J. Med. 2011. Vol. 364. 1746-1760.
40. Hansen C.H., Ritschel V., Halvorsen S., Andersen G.Ø. et al. Markers of thrombin generation are associated with myocardial necrosis and left ventricular impairment in patients with ST-elevation myocardial infarction // Thromb. J. 2015. Vol. 13. P. 31.
41. van Paridon P.C.S., Panova-Noeva M., van Oerle R., Schultz A., Hermanns I.M. et al. Thrombin generation in cardiovascular disease and mortality - results from the Gutenberg Health Study // Haematologica. 2020. Vol. 105, N 9. P. 2327-2334.
42. Holme P.A., Brosstad F., Solum N.O. The difference between platelet and plasma FXIII used to study the mechanism of platelet microvesicle formation // Thromb. Haemost. 1993. Vol. 70. P. 681-686.
43. Töröcsik D., Szeles L., Paragh G., Rákosy Z. et al. Factor XIII-A is involved in the regulation of gene expression in alternatively activated human macrophages // Thromb. Haemost. 2010. Vol. 104. P. 709-717.
44. Alshehri F.S.M., Whyte C.S., Mutch N.J. Factor XIII-A: An indispensable “Factor” in haemostasis and wound healing // Int. J. Mol. Sci. 2021. Vol. 22, N 6. P. 3055.
45. Dull K., Fazekas F., Törőcsik D. Factor XIII-A in Diseases: Role beyond blood coagulation // Int. J. Mol. Sci. 2021. Vol. 22, N 3. P. 1459.
46. Chen F., Qiao Q., Xu P., Fan B., Chen Z. Effect of factor XIII-A Val34Leu polymorphism on myocardial infarction risk: a meta-analysis // Clin. Appl. Thromb. Hemost. 2014. Vol. 20. P. 783-792.
47. Wang G., Zou Z., Ji X., Ni Q., Ma Z. XIII-A Val34Leu polymorphism might be associated with myocardial infarction risk: an updated meta-analysis // Int. J. Clin. Exp. Med. 2014. Vol. 7. P. 5547-5552.
48. El-Fattah A.A.A., Sadik N.A.H., Sedrak H., Battah A. et al. Association of genetic variants of hemostatic genes with myocardial infarction in Egyptian patients // Gene. 2018. Vol. 641. P. 212-219.
49. Mohammad A.M., Othman G.O., Saeed C.H., Al Allawi S. et al. Genetic polymorphisms in early-onset myocardial infarction in a sample of Iraqi patients: a pilot study // BMC Res Notes. 2020. Vol. 13, N 1. P. 541.
50. Mezei Z.A., Katona É., Kállai J., Bereczky Z. et al. Regulation of plasma factor XIII levels in healthy individuals; a major impact by subunit B intron K c.1952+144 C>G polymorphism // Thromb. Res. 2016. Vol. 148. P. 101-106.
51. Balogh L., Katona É., Mezei Z.A., Kállai J., Mezei Z.A., Katona É., Kállai J., Bereczky Z. et al. Effect of factor XIII levels and polymorphisms on the risk of myocardial infarction in young patients // Mol. Cell Biochem. 2018. Vol. 448, N 1-2. P. 199-209.
52. Ambroziak M., Kuryłowicz A., Budaj A. Increased coagulation factor XIII activity but not genetic variants of coagulation factors is associated with myocardial infarction in young patients // J. Thromb. Thrombolysis. 2019. Vol. 48, N 3. P. 519-527.
53. Naito M., Nomura H., Iguchi A., Thompson W.D., Smith E.B. Effect of crosslinking by factor XIIIa on the migration of vascular smooth muscle cells into fibrin gels // Thromb. Res. 1998. Vol. 90. P.111-116.
54. Ansani L., Marchesini J., Pestelli G. et al. F13A1 Gene Variant (V34L) and Residual Circulating FXIIIA Levels Predict Short- and Long-Term Mortality in Acute Myocardial Infarction after Coronary Angioplasty // Int. J. Mol. Sci. 2018. Vol. 19, N 9. P. 2766.
55. Gemmati D., Zeri G., Orioli E., Mari R. et al. Factor XIII-A dynamics in acute myocardial infarction: a novel prognostic biomarker? // Thromb. Haemost. 2015. Vol. 114, N 1. P. 123-132.
56. Frey A., Gassenmaier T., Hofmann U., Schmitt D., Fette G. et al. Coagulation factor XIII activity predicts left ventricular remodelling after acute myocardial infarction // ESC Heart Fail. 2020. Vol. 7, N 5. P. 2354-2364.